Бенефис Степана Кузнецова

Бенефис Степана КузнецоваНо вернусь к «Бесприданнице». Блюменталь-Тамарин, который по своим внешним данным, казалось бы, подходил на роль Паратова, играл Ка-рандышева. И как играл! Остро, жестко, беспощадно к своему герою. Он выглядел каким-то жалким, усохшим. В узких брючках и, казалось, тесном сюртучке, с круглыми очками в металлической оправе, в чиновничьей фуражке с кокардой он совершенно не гармонировал с черноволосой красавицей Ларисой в исполнении Гоголевой. И вдруг после отъезда Ларисы с Паратовым за Волгу в нем словно бы просыпался вулкан и извергалась огненная лава могучего темперамента. Перед зрителями был человек, испытывающий не просто сильную боль, но огромное горе. Зал замирал и после паузы взрывался аплодисментами. И уже до конца спектакля Каран-дышев единолично властвовал на сцене. Спектакль закончился его триумфом. Все актеры неоднократно выходили на вызов публики. Но в скандировании имен все громче и настойчивее звучало одно: Та-ма-рин, Та-ма-рин. Его одного вызывали более 20 раз. После спектакля я зашел к нему в артистическую уборную. Он сидел взволнованный, очень утомленный и счастливый. Раздался стук в дверь. Вошел Степан Кузнецов, заплаканный, бросился Всеволоду Александровичу на шею и произнес «Вовочка! (так он его называл), ты гений! Как ты играл! Давай мириться! Прости меня». Тот тоже начал рыдать. Я тихонько вышел из уборной. Возможно, это была их последняя встреча: Блюменталь-Тамарин вскоре уехал на гастроли, а Степан Кузнецов через три месяца умер…

Ранней весной 1941 года на Тверской, около Елисеевского магазина, я встретил Блюменталя с женой. Он был женат на бывшей балерине Большого театра Инне Александровне Лощилиной, необыкновенно красивой женщине с божественными темными глазами. Я проводил их домой, на Малую Бронную. Всеволод Александрович был грустен. Говорил, что готовит большую программу, посвященную 100-летию со дня гибели М. Ю. Лермонтова.