Были ханжеские выступления. Например, Вера Николаевна Пашенная говорила, что она отправила внука смотреть «Ревизора» у Мейерхольда, и тот ничего не понял, в спектакле все шиворот-навыворот. Из зала кто-то крикнул: «Вера Николаевна, театр не для детей школьного возраста! Это искусство для взрослых и разумных людей». Режиссер Борис Захава поносил Мейерхольда и Эйзенштейна. Атмосфера в зале была накаленной. Все с нетерпением ждали приезда Мейерхольда. Наконец, Всеволод Эмильевич появился. Он приехал вместе с Зинаидой Николаевной Райх прямо из Ленинграда. Вошел, не сняв шубы, из левой кулисы. Его встретили несмолкаемой овацией. Зал встал. Мейерхольд скинул свою шубу и начал говорить. Он говорил очень темпераментно. Приводил примеры формалистического решения тех или иных сцен некоторых спектаклей, объясняя, почему он к ним прибегал. Признавши, что и у него бывали ошибки, а его последователи, не располагая его умением, делают все примитивно, формально, выхолащивают содержание произведения и развращают публику.
Он начал приводить примеры. Надо сказать, что Мейерхольд и Таиров были злейшими врагами и в течение многих лет друг с другом даже не разговаривали. Дело доходило до того, что, если к Мейерхольду приходил монтировщик декораций, который до того работал у Таирова, он его немедленно выгонял. Мейерхольд не мог простить Таирову его эстетства, тяги к иностранной драматургии, его триумфальные поездки за границу. Он считал его театр театром загнивающего капитализма. И вдруг на этом диспуте Мейерхольд как пример чистейшего формализма называет спектакль Таирова «Родина».