Я часто наблюдал, как Василий Иванович прогуливался в Камергерском переулке или шел по улице Горького вниз от Брюсовского переулка, где он жил. Он шел свободно, широко, спокойно, неторопливо и легко нес свою статную фигуру. Помню его зимой в каракулевой шляпе и прекрасной шубе с «бобром». Его все узнавали, здоровались с ним, а он неизменно перед каждым приподнимал шляпу. Прохожие останавливались, чтобы полюбоваться им. Какой шаг! Какая осанка! Как элегантно он держал свою трость! Шел образец мужчины, артиста.
Василий Иванович божественно читал стихи — Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Маяковского, Есенина. Уже лежа в Барвихе, совершенно больной, он работал над «Рождественской звездой» Бориса Пастернака. Случайно мне довелось услышать, как он работал над ней дома.
Дело в том, что в юности я дружил с неким Фимой Мительманом. После войны мы случайно встретились. Он предложил на базе фронтовых бригад создать гастрольный театр и стал его руководителем. Я уже писал, что начать он решил с «Маскарада» Лермонтова и пригласил на постановку Алексея Дикого. С молодыми актерами необходимо было заниматься мастерством актера, и мы решили обратиться к жене Качалова — Нине Николаевне Литовцевой. Она была замечательным педагогом, и мы хотели договориться с ней о нескольких занятиях. Мительман, набравшись нахальства, напросился на встречу. Взял для храбрости меня, и мы вместе отправились на квартиру Качалова.
Квартира у него была, конечно, очень хорошей и уютной, но никакого антиквариата, как у Юрьева, я не заметил. В ней была какая-то старомодная строгость, скромность и, если можно так сказать, интеллигентность вкуса. Не было ничего лишнего и показного. Нина Николаевна приняла нас в столовой.