К ней, как коршуны, бросаются люди и начинают сдирать с нее черное муаровое платье. Она ничего не понимает, но не в состоянии сопротивляться. Платье натягивают на Блюменталя. Он, используя всю ненормативную лексику и проклиная все, выходит на сцену. Наконец, спектакль подошел к концу. Ирина Федоровна снова оказалась в своем платье, выпалила: «Бахтарини (так она меня называла), бежим!», и мы помчались к Юрьеву.
Его квартира потрясла меня своей элегантностью и роскошью. Попробую ее описать. Довольно большой круглый холл подпирали четыре колонны. Его украшала бронза, начищенная до блеска, и несколько картин старинных мастеров — подлинники, а не копии. Была небольшая работа Ренуара в рамке с царским вензелем.
В одной из комнат висел огромный портрет Ермоловой — репродукция с портрета Серова — с дарственной надписью. Под стеклом в дорогих рамках два эскиза Головина с его подписью — костюмы Арбенина и Дон Жуана.
Мы на минуточку заглянули в гостиную и увидели мебель, отделанную мягкой бежевой кожей. Там же стоял кабинетный рояль фирмы «Беккер». Крышка его была открыта, но на клавишах лежала муаровая зеленоватая ленточка, означавшая, что играть на рояле нельзя. Оказалось, что это рояль, на котором играл сам Чайковский. С ним, как выяснилось, Юрий Михайлович был очень Дружен. На большом письменном столе стояли Два портрета в великолепных рамках — портрет матери и Петра Ильича Чайковского. О Чайковском он очень много написал в своих «Записках».