Реалистическом театре, он тихой сапой смотался во МХАТ. Его взяли. В первом же спектакле, который ставил Михаил Николаевич Кедров, «Враги», ему дали маленький эпизод. Он сыграл почти бессловесную роль молодого рабочего Рябцева просто великолепно. Самые известные критики в своих рецензиях отмечали эту работу. Кроме того, Юра замечательно читал на радио чеховские рассказы. Он начал сниматься в кино. Сыграл Циолковского. Казалось бы, все шло прекрасно, но примерно в то же время, что и меня, его тоже арестовали. Может быть, тут сыграла свою роль его подлинная фамилия… А впрочем, поводом для посадки тогда мог послужить любой пустяк. Он отсидел в лагере, потом его отправили в ссылку, и он стал вновь работать в театре, кстати, вместе с Варпаховским. Жена очень драматично восприняла его арест. Она сошла с ума и попала в психиатрическую больницу.
Когда Юру освободили, он стал работать в Ростовском драматическом театре. Как-то, когда я оказался там на гастролях, мы очень тепло встретились. Его там любили все — и зрители, и актеры, но ему все-таки хотелось вернуться в Москву.
И он вернулся. Вновь стал работать во МХАТе. Тут он расцвел. Блестяще сыграл в «Дворянском гнезде», в «Безымянной звезде», Тузенбаха в «Трех сестрах». Получил квартиру в Леонтьевском переулке. Пожалуй, из нашего выпуска он единственный вырос в крупного актера. Но, к сожалению, пребывание в тюрьме сказалось на его здоровье. Юра стал болеть, вынужден был перейти на инвалидность и уйти из театра. Как-то он позвонил мне и сказал: «Зайди ко мне. Мне хочется посидеть, поговорить, вспомнить нашу юность. Я себя плохо чувствую. Приходи!» А я должен был буквально через два дня ехать на гастроли, а потому начал объяснять, что у меня сейчас масса дел, все расписано, а мне хочется не спеша обо всем поговорить, но как только вернусь, сразу же приду. Когда я вернулся, Юры уже не было в живых.