В это время моя мама хлопочет в Москве, чтобы нас перевели во Фрунзе. Там есть театр, значит, есть работа для артистов, в Чимкенте же театра нет. Пока суд да дело, настает день разлуки. Клава уезжает — слезы, рыдания. Я уверяю ее, что обязательно что-нибудь придумаю. Проходит пару недель, я не выдерживаю, и, не имея никакого права, рискуя головой, (потому что если меня поймают, то посадят), покупаю билет, сажусь в поезд и еду во Фрунзе, где с театром продолжает гастроли Клава. Приезжаю. Сразу же иду в театр. Актеры радостно меня встречают, но приятели Руцинского напряжены, а сам Руцинский хватает меня, рвет в клочья на мне рубашку. Разражается бурный скандал на глазах у изумленной публики. Я иду к Клаве на квартиру. Мы с ней проводим ужасную ночь — к нам непрерывно стучат в окна, ломятся в двери, свистят. В маленьком тихом азиатском городе это кажется чем-то невероятным, ужасным. Туг я проявил решительность — предложил Клаве утром сесть в поезд и уехать в Чимкент. Надо учесть, что гастроли у нее продолжаются, впереди спектакли, но тем не менее она соглашается и без денег, без документов, без вещей уезжает вместе со мной в изгнание. Так романтически завершился наш роман и началась наша семейная жизнь. Продолжалась она десять лет. У нас родился сын. Но тогда мы оказались в аховом положении — оба без работы и без денег. Но, наконец, мамины хлопоты увенчались успехом — мне разрешили переехать во Фрунзе. Счастью нашему не было предела.
Красивый город, насыщенный пряными ароматами, окруженный снежными вершинами Алатау, с настоящим восточным базаром, где фрукты продают ведрами, пришелся нам по душе. Мы с Женей Кравинским, который, естественно, поехал вместе со мной, сразу же отправились в Русский драматический театр.