Время, как и память людей, отбирает, сохраняет лучшее.
Человек космического таланта Василий Иванович Качалов… Встреча с ним — особая страница в моей жизни.
Должен сказать, что, начиная с 1925 года, когда МХАТ вернулся из-за границы, я старался не пропускать ни одного его спектакля. Некоторые смотрел и по нескольку раз. Так, видел «Вишневый сад» с Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой, затем с молодой Ольгой Андровской, совсем юной, в золотых завитушках, будто сотканной из солнечных лучей. Одна ее внешность приводила окружающих в восторг, вселяла бодрость, неудержимую радость. О каждом из мхатовцев я могу говорить бесконечно. Каждый из них — чудо, но Василий Иванович Качалов даже среди них занимает особое место.
Впервые я увидел его в «Воскресении». Он читал текст от автора. Читал потрясающе. Вводил в атмосферу Толстого. В темной тужурке, с карандашом в руке, без грима, Качалов поднимался по ступенькам из зрительного зала на сцену во время действия, как будто невидимый персонажами, ходил между ними, вглядываясь в их лица, вслушиваясь в их разговоры и сообщая свои комментарии и замечания зрителям. Он проделывал это так убедительно, что ты как бы становился участником какого-то необычного, театрализованного и в то же время поразительно реального судебного процесса.
Затем я увидел его в «Бронепоезде 14-69», где он играл Вершинина. Конечно, он мало напоминал сибирского крестьянина, но тем не менее был эмоционален и убедителен. Я видел и его Гаева в «Вишневом саду», и Ивара Карено в спектакле «У врат царства». Он был необыкновенно красив, и, казалось бы, одного этого могло хватить, чтобы вызвать восхищение зрителей, но никогда не любовался своей красотой.