Неприятности в Ермоловском театре, конечно, подкосили его силы. Находиться в театре, овеянном ветром контрреволюции, было неприятно и небезопасно. Кроме того, очень сложно работать — начались постоянные замены, вводы. Я знаю, что когда арестовали меня, он очень переживал, звонил маме, чтобы выразить ей сочувствие. Умер он в 1938 году совсем молодым, от приступа грудной жабы, или, как сказали бы сейчас, от инфаркта. Ему было всего 39 лет.
Меня, к сожалению, в это время в Москве уже не было. Как только он умер, посадили еще нескольких актеров из Ермоловского театра, включая Урусову.
Смерть Терешковича была, большой утратой для нашего театра. И не только для нашего.
Стало ясно, что молодой задорный Театр им. Ермоловой, создание которого радостно приветствовали, кончился — основные актеры посажены, руководитель умер. Чтобы спасти положение, Мария Осиповна Кнебель пригласила своего друга Азария Михайловича Азарина, замечательного актера МХАТа Второго. Он согласился возглавить театр в такой неприятной ситуации и даже начал ставить «Шторм» В. Билль-Белоцерковского, но через несколько месяцев умер от той же болезни, что Терешкович. Тогда неутомимая Мария Осиповна связалась с великолепным актером МХАТа Николаем Павловичем Хмелевым. У него была своя студия и два готовых спектакля, но не было помещения. Возникла идея слияния двух театров. В итоге Хмелев получал помещение, нескольких актеров и репертуар. По существу, возник новый, совершенно другой театр, с новым руководителем, но сохранивший старое название Ермоловского театра. Из актеров там остались Якут, Орданская, Лекарев и Соловьев. Остальные пришли из студии Хмелева. Николай Павлович Хмелев был очень занят, поэтому сам ничего не ставил. С актерами по-прежнему занималась Кнебель. А затем он привел в театр Андрея Михайловича Лобанова.