Наконец он взрывался: «Как вам не стыдно! Посмотрите на себя в зеркало! Вы же старая женщина! Вы бабушкой могли бы быть, а вы говорите о каком-то молодом любовнике, о каком-то белом фраке. Это же противно, это мерзко слушать». У нее гасли подведенные глаза, сползала деланная улыбочка. Она вставала и медленно шла к двери, а дверь находилась в глубине сцены, так, что, когда она шла по сцене, мы замечали походку старой женщины, ее тяжелый зад. Этот длинный проход был очень выразителен. Перед самой дверью она останавливалась, оборачивалась и говорила ему: «Как вы жестоки, Пьер!» И уходила… Гром аплодисментов.
Очень эмоциональной была и сцена смерти Пьера Массурба. К старику бумерангом возвращалось прошлое. Если он в минуту отчаяния применил физическое насилие и отнял деньги у своего отца, то его любимый сын Роберт расправлялся с ним холодно и продуманно, не теряя респектабельности и самообладания. Пьер, задыхаясь, выплевывал обрывки фраз: «Моя кровь… Мой ум… Мои деньги… Ты подавишься этим, вор! Я желаю тебе сына… наследника…» Затем со странной усмешкой он начинал бросать в камин бумаги. Раздавался телефонный звонок. Пьер, пошатываясь, шел к телефону. Его рука скользила по лакированному столику, он делал какой-то странный жест, начинал говорить. Опускался на стул и, откинувшись на спинку, падал вместе с ним.
Спектакль имел оглушительный успех. После премьеры, собравшей всю театральную Москву, Берсенева и Гиацинтову забросали цветами. Сразу же появились восторженные рецензии. Комплименты сыпались, как из рога изобилия. В общем, это была радость, ради которой и живут артисты. В Москву приехал сам Жак Деваль. Он пришел в неописуемый восторг. Написал восторженный отзыв в «Правду». На прощанье в «Метрополе» был устроен банкет, на который, кроме второмхатовцев, пришли и друзья театра, среди них драматурги Афиногенов, Толстой, Киршон.