Город был тихий, словно вымерший, а женщина-водитель всю дорогу плакала и приговаривала: «Что же с нами будет? Что же с нами будет?»
В первый день все жильцы нашей квартиры пытались пройти в Колонный зал и пришли совершенно растерзанные. Я же отправился на следующий день. Жили мы на углу Пушкинской и Страстного, поэтому я просто вышел из парадного и встал в очередь. Со Страстного бульвара до Колонного зала шел более трех часов. Все от Тверской до дверей Колонного зала было уставлено огромными, размерами в человеческий рост, венками из живых цветов. В зале было необычайно торжественно. Беспрерывно играли музыканты. Пели лучшие певцы. Гроб был поднят так, что его было видно со всех сторон. Сталин был очень красив и величественен, никаких рябинок не было видно — гримеры высшего класса поработали отлично. Люди поднимали на руки детей, чтобы они могли увидеть самого Сталина. Женщины рыдали. Это была картина всенародной трагедии. И, упаси бог, — никаких частушек и анекдотов. Но вернемся назад…
Кончился траур по вождю пролетариата, и жизнь вновь потекла своим чередом. Мы жили прекрасно. Родители ходили в рестораны, иногда днем брали и меня с собой. Помню свое первое посещение ресторана. Мы пошли в «Савой». Там я увидел роскошных официантов. В бассейне плавала рыба, можно было подойти, выбрать понравившуюся, указать на нее официанту и через некоторое время тебе приносили ее, уже дымящуюся.
Папа любил ходить на ипподром, а его брат вообще не пропускал бегов.