Пока я выступал на фронте, у меня случилось горе — во Фрунзе от брюшного тифа умер отец. Я даже не смог проводить его в последний путь. Казнил себя, но ничего изменить не мог.
Принимали нас на фронте прекрасно. Я видел, как светлели лица солдат. Наши концерты заставляли вспоминать о мирной жизни и с еще большей силой ненавидеть фашистов, драться, защищать, побеждать.
Константин Рокоссовский поблагодарил нас перед отъездом и передал для первого секретаря ЦК Киргизии трофейный парабеллум.
Я довез его по назначению. Секретарь ЦК был доволен и спросил, не соглашусь ли я поехать через некоторое время на фронт еще раз. Я ответил, что не возражаю. И — после небольшого перерыва — отправился вновь. На сей раз на Второй Прибалтийский.
Членом Военного Совета был Николай Александрович Булганин, очень интеллигентного вида человек, с небольшой бородкой. Он осуществлял партийное руководство, и ему первому мы показали свою программу.
Опять грузовики, эвакогоспитали. Только гораздо больше раненых. В основном выступать приходилось в только что освобожденных селах. Жили мыв избах. Как-то разговорились с хозяйкой, и она рассказала, как им ужасно жилось при немцах. Как они пьянствовали, мародерствовали, насиловали молодых женщин, угоняли их в Германию, вешали активистов. Картины ужасающие. Вдруг неожиданно она заканчивает: «Все было так плохо, что и не передать, только одно было хорошо — колхозы, славу богу, разогнали».
Мы давали по четыре-пять концертов в день. Иногда ехать приходилось по три-четыре часа. В холод, в дождь, стоя, а дороги частенько заминированные, так что в любой момент мы могли взлететь на воздух. К счастью, у нас никто не пострадал.