Он видел ее на сцене в лучших ролях, в молодости вместе с другими носил ее на руках. Речь его была блестящей. Я в числе других студентов Ермоловской студии был в церкви. Даже оказался в одном почетном карауле вместе с Ю. М. Юрьевым. Из Храма Большого Вознесения гроб, утопающий в цветах, водрузили на колесницу, запряженную восьмеркой белых коней. Было поздно. Шло факельное шествие. Когда эта огромная масса подошла к Малому театру, то народ хлынул с соседних улиц. Невозможно было внести гроб в театр. Наконец актер Головин стал умолять в память о Марии Николаевне немного разойтись и дать возможность пронести тело великой актрисы в ее родной дом. В конце концов, это возымело действие. На следующее утро состоялась гражданская панихида. На ней присутствовал и Луначарский, и другие члены правительства. Говорили речи, все рыдали, было бесчисленное количество цветов и венков…
Наша учеба двигалась к завершению. К концу третьего курса мы решили пригласить режиссера, чтобы он поставил наш выпускной спектакль. Обратились с этим предложением к директору студии. Айдаров при всей своей внешней суровости был человеком добрым и отзывчивым. Он отнесся к этому положительно. У каждого из нас существовали свои кумиры. Наши мнения разошлись. Мой товарищ Юра Кольцов предлагал Василия Топоркова, а я — Макса Терешковича. Большинство склонялось к Топоркову. Наконец, приняли соломоново решение — Кольцов и я должны провести переговоры. Начали мы с Топоркова. Он нас очень мило принял и пообещал подумать. Затем связался с Айдаровым, выяснил у него, что плата будет мизерной, и… отказался. К тому же, в это время он был, действительно, занят — ему предложили поставить в Театре Ленсовета пьесу «Болото». Одним словом, кандидатура Топоркова отпала.