В ней стоял большой стол, обитые кожей прочные старые стулья, солидный полированный буфет. На стенах несколько хороших картин. Пока мы пили чай, из другой комнаты слышался голос Василия Ивановича. Потом он вышел к нам. Одет он был в домашнюю суконную куртку с бархатными карманами. Нина Николаевна познакомила нас. Когда наш разговор подходил к концу, и Нина Николаевна уже дала согласие, раздался звонок, и в квартиру ввалилась Ольга Ивановна Пыжова и Борис Владимирович Бибиков. Мы все расположились на диване. Зашел общий разговор, и Василий Иванович сказал, что работает над «Рождественской звездой» Пастернака. Он говорил, что это так же прекрасно и высоко, как живопись Рембрандта. Я заметил, что у него в кармане лежало несколько сшитых листочков с пометками. Тогда Ольга Ивановна попросила: «Васенька, почитай нам!» «Да нет, я еще не готов. Это только наброски». «Твои наброски — золото. Накидай нам несколько монет». Он немного поколебался, затем вынул листки и стал читать. Причем читал он, почти не заглядывая в них. Это было поразительно по глубине, по проникновению, поточности мысли. Мы пришли в полный восторг. К сожалению, он так и не успел выступить с этой замечательной работой.
Он был уже тяжело болен и вскоре умер. Незадолго до этого Виленкин приходил к нему в больницу и видел, что Василий Иванович и там продолжал работать над «Рождественской звездой», хотя жить ему оставалось чуть-чуть, и он это сознавал. Он сказал Виленкину: «Я всю жизнь хотел понять, что же такое смерть и как это происходит. Меня мучил этот вопрос. Сейчас я вижу, что это совсем неинтересно».