Владимир Николаевич всегда очень следил за своей внешностью, прекрасно одевался, перед выходом на сцену полчаса завязывал галстук. Был безукоризнен во всем. Очень любил женщин. Мог зайти в какой-то третьесортный ресторан, пригласить за столик какую-нибудь девчонку, полночи пить с ней шампанское и читать ей изысканные стихи Блока, Северянина, Мандельштама. Одним словом, вел себя так, как будто перед ним сидела аристократка. Он мог сказать о себе словами Вертинского: «Я могу из горничных делать королев». Частенько на свои концерты он приглашал какую-нибудь девушку и затем они вместе куда-то удалялись. Как-то он попросил, чтобы я сказал приглашенной им девушке, что после концерта она должна уйти, потому что он познакомился с другой, более привлекательной дамой. Пришлось мне выполнить эту щекотливую просьбу.
В Москве мы по существу работали в одной организации. Часто встречались, и при встречах всегда общались с удовольствием. Ему была свойственна крайняя болезненность реакций и душевная неустойчивость. Когда он работал у Мейерхольда, и Всеволод Эмильевич приступил к постановке «Горя от ума», то, конечно Яхонтов рассчитывал на роль Чацкого, о которой он мечтал. Но вдруг на одной из репетиций Мейерхольд пишет записку Хесе Локшиной, жене Гарина, работавшей у него ассистентом: «Хеся, только для тебя! Порвать немедленно! Чацкого будет играть Гарин». Яхонтов, узнав о назначении на роль Гарина, на следующий же день ушел от Мейерхольда.
У Владимира Николаевича часто бывали депрессии. Ему очень хотелось массового признания. В 1937 году он стал лауреатом Первого Всесоюзного конкурса мастеров художественного слова, разделив свою премию с Дмитрием Орловым. «Лауреат Первого Всесоюзного конкурса» — осталось его единственным званием.