Например, в театре был портной, пожилой еврей по фамилии Виллер. Его как-то спросили: «Борис Михайлович, как жизнь?», он ответил: «Жить стало лучше, жить стало веселее», но сказал он это с еврейской интонацией. Кому-то она показалась издевательской, и его посадили.
Ощущение было такое, что тебя окружают сплошные стукачи. В театре был человек по фамилии Горденин, который откровенно признавался, что докладывает обо всем, что происходит. У нас шел спектакль «Очная ставка». Директора завода, отрицательный персонаж, художник одел в белый костюм, белую фуражку и сапоги. Это сочли пародией на Орджоникидзе, и художника посадили. В этом была несомненная заслуга Горденина. Другой случай. Скрипач, молодой человек, эвакуированный из Ленинграда, пошел в туалет. Туалетной бумаги тогда не было и в помине, всем ее заменяли газеты. Он оторвал кусок газеты, на котором был доклад Сталина.
Это обнаружили — его арестовали. Таких примеров множество.
Мы поехали на гастроли в Пржевальск. Нужно было подкрасить декорации. В это время шла подготовка к выборам в Верховный Совет. На каком-то сарае висел на гвоздике выгоревший на солнце, обсиженный мухами листок с портретом кандидата в депутаты. Молодой актер Коля Корнуков, который взялся подкрасить декорации, взял этот листок, развел на нем краску и стал красить. На следующий день его сажают. Причина — он развел краску на портрете товарища Молотова. Вот такие бредовые случаи. Каждый день можно было ожидать ареста непонятно за что.
Как-то ночью в комнатенке, где мы жили с женой, раздался страшный стук в окно. Я вскочил с кровати, открыл штору. Вижу во дворе фигура в кожанке и солдат с ружьем. Знакомая мне уже пара. Человек в кожанке приказывает: «Откройте ворота!».