В 1922 году в Москве, в отличие от Одессы, видимо уже ощущалось дыхание нэпа, и папины родственники посоветовали ему приехать. На Большой Дмитровке у младшей папиной сестры, Марьи Григорьевны, была квартира из шести комнат. Ее муж — Лев Семенович Кальмеер — в то время был директором издательства «Книжный посредник». В 1935 году его арестовали. На Лубянке он сидел в камере с другими богатыми людьми. Их всячески третировали и угрожали, что если они не отдадут свои богатства, то их уничтожат. Он держался месяца полтора. Его мать тоже взяли на Лубянку и стали требовать от нее драгоценности и меха. Она объясняла, что у нее ничего не осталось. В результате в 80 лет она услышала: «Если ты, старая б…, не отдашь нам свои драгоценности, мы тебя голой жопой на лед посадим». К счастью, они поняли, что у нее, действительно, ничего нет и освободили ее. Лев Семенович не выдержал — в один далеко не прекрасный день он, молча, вошел в квартиру вместе с человеком в погонах, прошел в свою комнату, из какого-то потаенного места достал пакетик с драгоценностями и отдал. Его освободили. Но ненадолго. Прошло некоторое время, его вновь посадили. Затем выслали в какой-то сибирский поселок на поселение, и там он в одиночестве умер.
Но все это было еще впереди, а пока… Они с Марьей Григорьевной выделили нам две комнаты. Впоследствии эта роскошная квартира с каминами, чугунными решетками превратилась в гнусную коммуналку, где жили 25 человек. Попасть в ванную можно было только в тот день, который тебе выделяли по графику. Но в ту пору это был шикарный дом с зеркальными дверями, с швейцарами. В дальнейшем швейцар сделал карьеру и стал начальником отделения милиции. Но этому тоже еще не настал черед.